1. Участники:
Mouse Ka-Boom; Sneaky
2. Примерное время:
Разгар войны.
3. Место действия:
Госпиталь
4. ООС или Нет:
Канон. NC-21
5. Предыстория/Сюжет:
Очередное задание прошло успешно лишь тем, что победа была на стороне союза зверей. Однако, всего трое выживших, и те покалечены. Один лишился слуха, второй превращен в полуспагетти. Флиппи уже покинул полевой госпиталь, несмотря на контузию и шок от потерянного отряда, и выяснял дальнейшие действия уже трио, как только их поднимут на ноги. Итак. Полевой госпиталь. Два товарища на соседних койках приходят в себя и перепалка доставляет много неприятностей не только воздуху, но и предметам палатки, персоналу и раненным.
Не болейте
Сообщений 1 страница 8 из 8
Поделиться12015-03-02 22:21:46
Поделиться22015-03-02 23:49:37
Боль, растущая буквально по секундам, снаружи выглядит как безобидно опухший синяк. Синяк и одно рассечение - вот и всё, что осталось от его головы, потому что она развалилась надвое ещё с первой вспышкой, и загасить эту лютующую пламенем боль было ничем нельзя, словно горел песок или того хуже - вода.
Прогорал мозг, но делал он это время от времени, как испорченная проводка, которую то и дело обматывают изолентой, продлевая страдания прибора, включают сеть. А когда в рот, минуя хлопанье легких, пойдет не воздух, а дым, когда молниеносно начнут запрыгивать друг в друга алые кольца перед глазами - его опять вырубит. Только тает одна боль, как в голову сразу начинает проситься другая.
А снаружи будет виднеться всё тот же, недобро опухший синяк.
Булькает где-то вдалеке непрочищенным горлом водопровод. Пить хочется страшно, Маус обшаривает языком рот, словно проверяя, не уходит ли куда не надо влага. И находит, увы, только дырку в зубе. Сунулась туда и ни причём, ни о какой боли не знает.
Француз кругообразно обводит головой. В голове снова – взвизгивающий аккорд, звон, вой - всё преследует и это движение. Комната светлела и темнела, появлялась и пропадала, но Ка-Буму ждать некогда и нечего. Стены палатки перед его воспалёнными глазами приняли цвет охры с ржавчиной. Да, собственно, на стены они уже и не были похожи. Пол, которого касались их красно-перламутровые нити жидкой лавы, принимал естественный земляной оттенок. А ведь Маус почти поверил, что он лодка, а под ним простирается бездонный океан.
Сначала он яростно дергается вбок, рассчитывая сразу очутиться на ногах, а потом медленнее, чтобы не привлекать лишнюю боль, сползает в обнимку с простынёй на пол . Он уже заметил, как выглядывают из-под бинтов грубые швы, скривился и сразу выкинул из головы.
Способность говорить была, хотя и сомнительная. Пока погружаешься всё глубже в беспамятство, великая сила шевелить языком пропадает раз и навсегда, потому что за всю жизнь не выговоришь столько, сколько за один выдох пролетит перед глазами. Но Маус всё равно говорит. Свой вымученный до хрипотцы голос как-то приятнее звенящей тишины вокруг:
- Запах у вас тут - не духи.
Что-то не так. Слова вылетают не изо рта, а из головы. Ни единого звука не раздавалось в этой палатке, где находилось около двенадцати человек, и губы у них шевелятся не как у тех, кто говорит для себя и про себя, а словно спрашивая у него что-то. И несколько мутных глаз ощупывает мыша с ног до головы, но только в одних пробегает искра узнавания, тут же подхваченная французом: да, уж остальным с их тяжёлым и тупыми лицами до Сника не допрыгнуть даже в полном расцвете сил. Они были только продолжением грязного пола, мрачных стен и источником отвратительного запаха, а он был настоящей родственной душой, вот той, с которой ты и прыгнул по команде из кустов, не задумываясь, придёт ли конец темноте на этой госпитальной койке или она станет для тебя другой. Могильной.
Серо-зелёные волосы слиплись прядями, но кое-где торчали остро, точно иглами у ежа. Нимб бунтарства. И евангельский хор невдалеке поёт снарядами. Неважно же ты выглядишь, Падла, со стороны как скорбный педик.... Наверное, и я в лохмотья.
- Vivant? Руки чувствуешь? Свои? - оперативно перевоплощается в фельдшера Маус, всё это время делая круги вокруг Сника и дёргая чутким ухом - в надежде услышать от него хоть звук.
Поделиться32015-03-03 00:15:59
Больно? Да, весьма себе так. Бывало ли хуже. Возможно, предстоит. А сейчас, может в Аду будет поприятнее кипятиться в котле с грешниками с этой чертовой войны. Хотя, бабка на двое сказала. Да, Сник? У тебя все равно вариантов нет, только выживать и убивать. Работа у тебя такая, дело привычки и навыка. Голова трещит. Видимо зацепила контузия, но с психическими отклонениями и так были проблемы, так что стоит ли говорить, повлияло ли это за время войны, как-то на мозг, не стоит даже заикаться. Что еще? Плавятся ноги и живот. Походу разрыв пришелся рядом с ногами. Какая гнида могла подкинуть так неудачно гранату. Да-да, на деревьях удобно передвигаться, но словить неприятный разрыв низов тела проще. Но хотя бы ты жив. Спасибо и на том. Падла тихо промычал, пока открывал глаза, которые были тяжелее свинца. Едва разлепив слипшиеся веки от гноя и долгого закрытого состояния, ящур уставился на потолок-навес палатки. Аттракцион еще тот. Крутиться, вертится, тошнит, что если сейчас его вырвет, то он захлебнется в собственных биологических жидкостях. Примерзкая смерть. Сделав глубокий вдох, товарищ Сники управился хотя бы с элементарным приступом тошноты. Однако воззвал к дикой боли внизу живота. В глазах стало темнеть, зато картинка выровнялась. Четкость проступила и пересохший язык глухо цыкнул по старой привычке в ротовой полости по зубам. Да, во рту не то, что кошки ссали, скорее, рота вонючих бегемотов. Радости жизни продолжаются.
«Если я жив, значит ли, что болтливая Мыш и командир живы? Вероятнее всего, ибо один бы себя я с той бойни точно не довлачил.»-мозг анализировал принялся едва ли не сразу, после пробуждения. Удивительно, что Мауса не слышно, либо сдох, либо в отключке. Раздался голос, слишком резкий и громкий. А вот и истеричная мыш, что с Прапором, пока не понятно. Скорее всего, он отделался легким испугом и где-нибудь у начальства. Как обычно. А подрывник слишком громок. Каждый здесь будет пробужден, и даже из комы выведен, если этот француз свой хавальник отворит. Чего это он такой громкий. Дебил.
-Заткнись, мразь,- прошипел Падла, когда повернул голову, устремив презрительный взгляд покрасневших глаз на мышонка. Очнулся только, а уже носится вокруг. Откуда у него только энергия берется. Ужас. Неугомонный энерджайзер.
- Чувствую, - подобно любой рептилии с повышенной реакцией, ящер в одно движение ухватил мыш за один ус. Хотел за шею. Видимо травмы сделали свое дело и координация еще снижена. Не долго думая, снайпер натянул волосяной нарост на морде товарища, утаскивая к себе ближе(БЛИИИИЖЕЕЕ БАНДЕРЛОГИ!), сам с натугой приподнимаясь на свободном локте.
-Что ты орешь, как потерпевший, мудачина… - шипел и хрипел Сник, пока не заметил запекшуюся кровь на щеках мышонка, что забыли стереть. Дорожки шли от ушей, оные были забинтованы и Падла, резко отпустив злосчастный ус товарища, немного взгрустнул. Пострадал, так пострадал. Кажись, мелкий слуха лишился. Решив таки проверить свое состояние, коль поднялся немного на кушетке, ящур закатил глаза. Кровавые бинты на животе и двух третях ног. Видимо осколочное поражение от снаряда. Вот дерьмо. Одно спасибо, кишки ему видимо-таки собрали, а дальше дело было больше за его природной регенерацией. Цыкнув, солдат попытался спустить ноги вниз, но лишь кашерно навернулся на пол, выматерив всех и в первую очередь Мауса, который продолжал орать, тупо не слыша своего голоса.
- Глухая мышь – горе для отряда…
Поделиться42015-03-03 04:12:29
- Снииик, я не здесь выключаюсь, пусти, чертяга подкустарная тебя за ногу возьми, в болоте выеби-утопи! Всё, можешь не пускать, ради твоего же блага....
Без слов было понятно, что руки Падла чувствует - вот уже проверить их в деле тянется, не задумываясь, что как раз после этого француз их и оторвёт. Сначала от себя, а потом и напрочь, за свои святые усы, щекочущих поцелуев с которыми было больше, чем просто в губы.
Мышь в пассивах не остаётся: визжит так, словно его пилят на куски, оставив целой только глотку. Точнее, по её вибрирующему урчанию он и понимает, что издаёт нечто громкое. Судя по тому, что Сник медленно отпускает его, будто отрывая от себя половину, крик его по нервам резанул. - вату-то из ушей вытащить надо. Вата! Вата, да? - безостановочно озаряется догадками Маус, по-своему трактуя этот спотыкающийся взгляд. Рука на товарища не поднималась только по причине усов в заложниках, но теперь рыжий подрывник даёт полную волю своим чувствам, хватая Падлу за грудки, раз уж наклонился. Его уже несёт, да ещё и по-трезвому, а ярость Мауса страшнее разгоняющегося киберлокомотива.
Но увидев под тяжёлыми сморщенными веками его глаза, Маус глотает своё крутое словцо обратно. Еле заметный блик в них мог бы быть и грустным, обладай Ка-Бум чересчур развитым воображением, но точно сказать он затруднялся - через столько-то недель, месяцев и мертвецов все лица казались серыми и эмоционально атрофировавшимися, а глаза - остекленевшими. Немеющие пальцы касаются щеки, дрожа, отводят прядь рыжих волос с лица, так похожих по цвету на осенние волосы, обходят по подбородку, уху и наконец, опускаются к щекам - нащупывая корку запёкшейся крови.
Кровь. При этом слове сразу подползает тошнота. Ведь ещё и поэтому Ка-Бум прыгнул тогда, со Сником, в самый эпицентр боя, врезался в толпу тигров, как раскалённый нож в масло, всё ради того, чтобы быстрее проскочить эту мясорубку, оставив ей всю грязь, кровь и тошнотворные воспоминания - горькой приправой ко всем перетёртым ею человеческим жизням.... И ведь Ка-Бум не рассчитывал выбраться из неё первозданно-белым, словно полинявший к зиме заяц, нет, снять с себя груз прожитого он не мог, и стерва-война словно подгадывала всего мысли наперёд, подгаживала его будущее. Их будущее. Если сверху вниз на потерявшегося во всех смыслах мыша смотрел его старый товарищ, то снизу сплошное кровавое месиво. Ладно слух, подрывник всё равно ни себя, ни других слышать не успевал из-за того, что тараторит пулемётной очередью. Теперь просто будет вдвое больше гама, пока не заживёт....
-Заживёт? Да, конечно же, заживёт, прикрой чем-нибудь, а то твоим внутренностям льстит внимание, как будто ещё больше лезть начали.... Fi donc! Почему больным не дают по стопке? Где Флиппи, блять? Где он? - Маус медленно закипал, на глаза наворачивались мучительные злые слезы, скрываемые за бессмысленно-широкой улыбкой. Егомоглиубить Эту мысль он сразу отбрасывал, настолько чудовищной она была. Наконец найдя покой, прислонившись спиной к одной из этих текущих по ветру стен палатки, мышь тяжело вздохнул и в своих мыслях впервые повременил признаваться. И казалось, так бы и уплыл мышь бесповоротно в свои невесёлые раздумья, если бы нехорошее предчувствие не подтолкнуло его в плечо - посмотреть вбок.
- O Marie de Magdala, BORDEL DE MERDE, poussa de vous lever? * - на одном дыхании выдал длинную раздраженную тираду Мышь, сразу же подрываясь к нему как на мине, но всё равно успевая вставить между этим вполне резонное, - Помощь нужна?
*Святая Магдолина, блять, подтолкнула тебя встать?
Поделиться52015-03-03 08:19:09
Нет, все было ничего. Ноги и живот просто архитипично разрывало от невозможности выразить весь спектр адской боли, которая их пронзала после падения. Но собственную пульсирующую боль, отдающуюся нервным импульсом в вески заглушала громкая тирада треклятой мыши. Слишком громко. Хотелось заткнуть ватой или чем побольше и грязнее, не менее грязный рот матерящейся французской шалаве. Громогласность и повышенные тона вызывали приступ новой тошноты, но быстро образовавшись рядом со Сником, товарищ лишь поднялся на локтях и уже более прицельно схватился за заднюю сторону шеи, тем самым роняя на землистый пол госпиталя подрывника. Хотелось скормить ему землю, чтобы тот умолк, несмотря на то, что Падла прекрасно понимал, этот выродок тупо ничего не слышит.
-Тс, мелкая шалава, - валяющееся, брыкающееся тело грызуна рептилия усилием удерживала. Перевалившись с натугой, Сники придавил своим худым телом коренастое тело комрада. Ну раз не слышит мразь, значит надо до него донести суть бытия. Перехватив когтистыми длинными пальцами рыжую шевелюру, Падла оттянул ее назад, едва ли не до хруста, и свободной рукой стал кривенько царапать на землице слова, заставляя мыш следить за этим процессом насильно.
«Ты оглох, мудила. У тебя перебиты барабанные перепонки. Не ори так, у меня крыша едет уже»- кое-как закончив, пишущая рука перехватила шею товарищу, более направленно показывая написанное. Этот выродок таки затих и стал разбирать написанное. Теперь надо этот кусок мыши заставить помочь.
«Помоги мне встать, Маус»-накорябал рядышком рептилия, ожидая видимо чуда. Однако, его не последовало, потому что на крики французской путаны и истерички прибежали санитары. Или их кто-то из раненных позвал, потому что общего шума вокруг и стенаний Падла даже не заметил. Слишком громок был его товарищ. Но ладно бы просто санитары, вломились и начальники низшего пашива и молодняк, который еще и на поле брани не бывали. Решили разнять. РАЗНЯТЬ. Смешно. Если бы Подлец умел улыбаться и смеяться, вероятно, его бы разразил страшный смех. Но, увы, улыбался он только где-то у себя в голове.
-Чего устроили, долбанные психи контуженные. А ну быстро по койкам. Вас еще не выписывают, тупорылые выродки, - цыкнув, Падла продолжать держать Мауса за волосы и шею, лишь обернувшись на молодого пацана-белку. Офицер, родненький из училища прибыл только. Глотка наработанная, а в штанах молофья еще не просохла. Увы, цыкнуть, все, что успел рептилоид, которого бесцеремонно ногой сбили. Угодили по животу. Хорошо рана не раскрылась. Но боль была столь невыносима, что Сник свалился на земляной пол, сворачиваясь в позу эмбриона.
-Твое лицо пойдет мне на закуску, - прошипел себе под нос снайпер, продолжая неподвижно лежать на вытоптанной земле. Санитары были тоже, те еще ублюдки, поднять не догадались, а встали рядом и требовали встать. Ну логично, если он лежит в корчах, то обязательно поднимется? Идиоты. Пока Маус с орами что-то выяснял, норовя наброситься на нерадивого офицера, боль немного поотпустила. Прицелившись в одного из малоприятных медиков, Падла стрельнул своим неестественно длинным языком, обмотав тому шею раза два. И рывком того грохнул на пол, почти на себя. Схватив руками лицо нерадивого товарища, впился когтями в глазницы, разрывала глазные яблоки, разливая кровищу и крики по палате. Жидкость с лица пострадавшего брызнула на лицо Снику и тот отпустив язык с шеи медика, плотоядно облизнулся.
-Мразь. У меня кишки наружу, а ты меня подняться самостоятельно заставляешь. Кусок дерьма. – вскоре когти добрали до тонкой кости и пробив ее, разодрали часть мозга. Паренек окочурился раньше, чем второй успел что-то сделать.
Поделиться62015-03-03 19:37:07
Маус отчётливо удивился той чужой боли, которую на секунду почувствовал в себе. Захотелось вдруг схватиться за колени, но Маус подавил это в себе, не давая спуска своему страху в глазах друга. Солдат он теперь или нет?
Видимо, с его-то бдительностью, не сейчас. Наивный Маус протянул руку, яки милостыню просящий на вокзале, рассчитывая подбросить на кровать хамелеона, всего лишь ненадолго повернулся к нему спиной... И едва сам не с шипением подлетел кверху, точно обычный деревенский кошак от прикосновения скользкой лапы к своей шее, гнущей его навыворот.
- Каналья, так и девственником умереть недолго!
Переливчатое тело обрушилось на него сверху, пахнув в лицо потом и куревом, свирепо подмяло его сопротивление под себя, опрокинув мыша на неподатливо жёсткие доски — пыхтящее месиво ругани, твердых кулаков и локтей, — которыми отчаянно двигал Маус, пытаясь высвободиться из захвата и скинуть с себя ящера. Он никак не мог взять в толк, почему действует на него как красная тряпка на быка, перебирая в уме все произошедшее за последние дни. Ну, дал один раз драпака, погулять безлунной ночью по лагерю, свистнув простынь.... Но вернул же, даже не столь потрепанной, какой она была. Чувство стыда умерло во французе давным давно, протухло и разложилось, но от количества выплывших мёртвой рыбой на волнах памяти подробностей, стало даже не по себе. Выросший в нищете, Ка-Бум никогда не делил вещи на свои и чужие, всю свою жизнь он брал то, что ему хотелось брать, от кого бы ни было, хотя ни его плутовских рук, ни карманов, ничто долго не держалось. Даже собственный паёк он временами делил с товарищами просто по тому, что у тех сила воли припрятать корку хлеба найдётся, чтобы опосля не стачивать зубами в голодухе кирпичи.
Но так что же за безумие постигло Падлу? Перепутать его с недобитым врагом Сники, обладающий феноменальным чутьём, ну никак не мог. Да и с врагами он поступает, как инквизитор с еретиками, а его по-воспитательному держит, переместив лапку к загривку. Горящие щеки натянулись на скулах туго и плоско, как струны. Янтарные глаза вывались, будто вот-вот выскочат из глазниц, красные, будто Маус вином красным плакал, кровью.
- Ть'и... О-оглох?-старательно шевелятся его губы, обнажая все тридцать два острых. Он даже "мудака" мимо пропускает, настолько увлечён разгадывать буквы, созвездия которых отжигаются в его мозг, словно Сник не по земле, а по сетчатке ему шприцом пишет. - Прям безрукому дверь открыл своими выводами, чтоб тебя... -ворчит мышь, но субъективным ощущениям, голос уже опускается в шёпот. На следующую фразу Маус ограничился молчаливым кивком, но вот только руки высвободить, как всегда, ему не дали: в их палату ввались новые гости.
Ох, уж эти белки на длинных ногах, во всём походящие на тех, кто старше по званию. Ладно манера говора, хотя и здесь они как клонированные кобели, орут - а по глазам видно, что в собой же сказанное не врубаются. Даже рост их, казалось, гонится за долговязыми генералами, которые штаны в академии за столами протирают. Их можно было понять: когда над тобой постоянно орут и доминируют, только и хочется видеть, как исполняют твои приказы, корчатся под твоим ботинком более молокососные новички. Вот только с жертвами, ребята, вы немного промахнулись.
- Вяжите свои закидоны в узел, друзья, пока вас самих в него не связало. - в первый и последний раз взывает к их здравомыслию мышь. Молча, потому что собственному удовольствию он становится отравой не хочется. А оторвётся он сейчас с лихвой, ещё в старости будет помнить эти одутловатые от обиды лица белок-медиков.
Поэтому он делает испуганное лицо и притихнув, как лес перед грозой, вдруг ударил себя в грудь и вскричал:
- ГЕНЕРАЛ ИДЁТ!
На ходу вырвав сигарету изо рта, смяв её в кулаке, большинство ленивых лиц мигом приняло подобострастно-тупое выражение. Белки щёлкнули берцами и застыли, вытянув руки по швам. Но Маус улыбнуться не успевает, потому что секунда, - и вместо двух новобранцев уже ошметки плоти разлетаются во все стороны, как лопающийся попкорн с горячей сковородки.
- ПАААДЛА!
Поделиться72015-03-04 00:31:17
Как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали. В данном случае отказал мозг у одного из сотен санитаров данного крупного фронтового госпиталя. Падла уже давно точил зуб на белок и прочих грызунов, которых он за солдат-то не считал. Пищевая цепочка, все дела. Маус был редким исключением из правил только благодаря харизме и дружбе состоявшейся в бою и подготовки в части. В общем, создавать союз и мешать разные виды, было крайне не целесообразно. Тигры поступили мудрее, берясь порабощать сирых и убогих травоядных себе за пропитание. Союзная армия лишь выводила межвидовую вражду на уровень более личный, что порой грустно сказывалось. Особенно, если отряд хищников управляется какой-нибудь свиньей. Ясное дело, добром это не кончится. В отряде, отбывшем в своем подавляющем большинстве, был только один грызун в виде Мауса и то, тот больше походил на мутанта или ошибку природы, чем на крысу, что бежит с тонущего корабля. Вероятно, с этого ящур и проникся, что скептично и социопатично относился почти ко всем, кроме мыши и медведя. И то их дружба развивалась крайне отвратительно на первичном этапе. Ах да, это все чудесно и замечательно, но тут резко образовался труп семейства беличьих.
-Мусорная крыса,-с презрением скинув с себя труп, Сник на автомате и в азарте ухватился за ногу еще не пришедшего в себя офицера, чье лицо выражало тупое удивление с подкатывающей тошнотой. Рванув на себя, тот повалился мешком картохи. Чистый мундир безвозвратно был изгажен, но Падла уже был готов сожрать при помощи частокола острых тонких зубов лицо молокослса со званием отсосника. Увы, от увлекательной трапезы его оторвал пронзительный возглас мыша.
-Тсссс,-цыкнул снайпер, нависая над уже обосравшейся жертвой, пуская слюну тому на курносый нос,-Вечно ты со своими воплями.-взгляд вернулся на застывшую инстинктивно беличью мордашку, парализованную страхом и ужасом перед хищной рептилией.
-Твое счастье, что тут этот подрывник. Твое лицо бы я обгладал, чтобы другим молофейным барышням из училища страшно было приближаться к диверсантам. -выпустив из цепких когтей, Сники постарался забраться на койку. Трижды проклятые раны ныли, нет, орали о том, что надо полежать денек, пока не затянется. Но ведь выродкам как эти всегда надо показать свою жопу и выебнуться. Сники ненавидел офицерский состав и выполнение приказов. Однако, просто не решался бросить комраден без фельдшера и снайпера.
Но стоит сейчас забыть не на долго о прекрасах и рассуждениях. Труп есть, запуганный и обосравшийся офицер есть, не хватает трибунала и расстрела для особо одаренных, как Падла. А ведь не будь у него ранений, выйти из себя он себе бы не позволил. Но. И на Падлюгу иногда снисходит неприятный перегар гнева. Хотелось продолжения, однако в палатку вошел-таки командир. Опухшие глаза, синяки, стеклянный взгляд. Дикие узкие зрачки пробежались по обстановке. Посттравматический синдром. Отличное дополнение для отряда психопатов и клептоманов.
- Пшли вон отсюда, - рыкнул товарищ медведь и офицеров с санитарами смело, словно и не было их тут, прихватив даже труп с собой. Видимо, обоссались оставлять. Еще сожрут почем зря.
-О, Флипп, - прохрипел Падла, продолжая заползать по-пластунски на низкую койку. Тот ему не долго думая подсобил. Это вам не мыш-истеричка, а просто уставший командир. Кстати, хороший друг и не очень покладист с начальниками своими, в отличие от товарищей в отряде. Они все пушечное мясо и последнее задание дало ясно понять, что к чему.
- Давай, укладывайся, разговор есть… Маус! А черт, ты же… Дерьмо. Ладно, напишу потом ему отдельно, - Сник лишь кивнул, когда Флиппи присел рядом на койку, старательно не задевая калеченные конечности комрада, - В общем, полный пиздец. Последнее задание перед разгромом армии нашего противника и мы свободные граждане… И с нас снимут все обвинения трибунала, например как сейчас, за нападение на санитара… и офицера. – голос был тихий, ровный и очень печальный. Ясное дело, их троит отправляют, как смертников в самый ад, чтобы все остальные остались живы. Какой прелестный расклад. Вероятно, и выбираться придется самостоятельно. Не жизнь, а сказка.
Поделиться82015-03-07 22:04:18
Подрывник был взбешен. Нет, «взбешен» – это не то слово. Слишком слабое. Стараниями Подлеца все вокруг, что не залито кровью, было обильно изгажено грязными подтёками. По сути, Маус делил с ним глазами одно и тоже зрелище, только вот ему разбрызгивающего во все стороны сопли юнца, было ещё как жалко, несмотря на всё захлёстывающее мыша отвращение. Во рту стало противно, перед глазами всё поплыло, а голова стала тяжёлой. Сознание само собой с мазохистским удовольствием подсовывало отвратное зрелище, и даже склизкий труп раскидывает свои руки как утопающий, делающий жалкую попытку своим видом сказать: "Эй, ребята, пошли на дно! Там такая картинная картина, руками не обхватишь, во!"
Но знаете, что убивало жалость в Ка-Буме быстрее всего? Быстрее пули, яда, времени? Злость, да, именно чёрная злость на то, что врасплох,в который застал их Сник, давно кончился... А где борьба? Никакого перекатывающегося по полу клубка, тогда бы Маус уж точно бросился и бы, раздирать их в разные стороны, потому что ранам Сника собирать всю подножную грязь явно лишнее. Да, Падле его усилия вырваться - на один зуб, но Маус болезненно корчит рожу, не замечая, как руки сами жестикулируют обречённому дураку захват за шею. Застав себя за этим, брезгливо расцепляет руки из мёртвой петли, заводя за спину. Напоследок, правда, делает курок к виску, но вряд ли белка этот заметит. Он занят, он кричит от страха и боли.
Может быть он просто ещё не знает, что надо сопротивляться? Да не. Бред какой-то.
- Генералом ему не быть, а вот предводителей сломанной психики он возглавит точно.
А что бы делал он, оказавшись головой в чьей-то пасти, зная, что помощи нет и не будет? А если бы над этой пастью ещё были бы и знакомые, жестокосердные глаза его друга? Ему часто приходилось слышать, что где есть рептилия, там и ищи её кровожадный инстинкт. Этот инстинкт для Мауса был как тот пресловутый томагавк, который вручает нам жизнь при рождении, но лишь нам выбирать, закопать его или нести с собой. Но на войне, ему, уже увенчавшему могилой свой первобытный зов крови, пришлось голыми лапами раскапывать хищника в себе...
Чтобы обнаружить, что хищника в мыше никакого и не было. Вот так сюрприз. Драчун, рвущийся почесать кулаки об морду соседа, смотрит на него из зеркал по сей день, а с тем, что клыки у него не вырастут никогда, пришлось смириться. Маус со временем стал гордиться и тем, что был последовательнее других грызунов, сильнее других грызунов... Убеждённее?
Что до Сника, так с тем всё просто - тот никакие томогавки не зарывал. Наоборот, год от года оттачивал, и Маус, привыкший брать во внимание больше чувства, чем холодный расчёт, не мог не замечать столь вызывающего острого напарника перед своим носом. Сначала ему казалось, что Сник действительно повернулся к ним какой-то другой, затупленной своей стороной, которая не причиняет таких глубоких ран, максимум - царапины....
А повернулся ли или они сами начали вести себя с ним осторожнее?
Нет, отставить!
Кого ему там было жалко? Глядя на спину пытающейся подняться белки, чтобы унести обрывки своего хвоста, Маус сплёвывает сквозь зубы ей на ботинок, - маленький бунт ради бунта. Делает блошиный прыжок через весь этот беспорядок, подаёт плечо Снику, помогая заползти на кровать, кидает последний взгляд на труп.
Как противен взгляд мертвецов. Стеклянный, как у рыбы, он похож на водянку, какую-то гадкую болезнь. Наверное, Падла в этом с ним солидарен, иначе бы не вырывал первыми глаза, оставляя чёрные провалы глазниц. Хоть за это спасибо, избавил.
Неизвестность - самое худшее из того, что существует на Земле. Флиппа всё ещё не было. Ни живого, ни мёртвого. Стоило его вспомнить и тут же захотелось сжечь пол лагеря, - как его могут так долго держать?
Вспомнишь черта, а вот и он. Маус активно машет ему руками, словно боясь, что его не заметят. Смотрит медведь сквозь них жёлтыми пустышками глаз.
- Странные какие глаза у него, - подумалось Маусу. - varou...*
И опять они шепчутся, доказывают, спорят, еще больше запутываются... А может быть просто молчат, он может лишь догадываться об этом. Честно, Ка-Буму плевать, теперь любой разговор кажется ему недостижимой роскошью. Он подбирает в колени свои тощие ноги и отворачивается. Ждёт, пока сможет увидеть слова, а не наблюдать немо поддёргивающиеся губы и лица.
- Ну... Не знаю о каких грибах вы двое говорите, но на всякий случай - ни пуха, ни пера! - с сильным акцентом выговаривает Маус, покосившись через плечо на подозрительно приунывших двоих.
* волчьи, оборотень